Критики о творчестве И. Шмелева

Язык Шмелева приковывает к себе внимание читателя с первых же фраз. ...Этот язык прост. Всегда народен. Часто простонароден. Так говорит или народная русская толща, или вышедшая из народа интеллигенция, часто с этими, то маленькими, то большими неправильностями и искаженьицами, которые совсем непереводимы на другой язык, но которые по-русски так плавно закруглены, так сочны и мягки, так «желанны» в народном произношении.

...Не Шмелев играет словами, как бывает у Лескова, у Шмелева играют сами слова; и это не игра, а неожиданные взрывы смысловых возможностей, выбрасываемых то негодующей, то

Испуганной, то постигающей душой. ...Шмелев вообще не знает ни лишних, ни случайных слов. ...У Шмелева столько стилей и ритмов, сколько требуют от него предметы и образы.

«Лето Господне» - грань и событие в движении русского национального самосознания... Сразу - художественный и религиозный акт. Такова эта книга, трепетная и молитвенная, поющая и благоуханная. Таково ее слово, мудрое и простое, живое и упоительное. Рожденное видящим и любящим сердцем, - Сердцем воспринявшего младенца и поведавшего мудреца.

И чуется мне, что эту книгу написала о себе сама Россия - пером Шмелева; выговорила о себе глубинную правду... утвердила себя навек.

(Из книги «О Тьме и просветлении»)

Г. А. Адамович

Талант Шмелева несомненный, редкий. ...Не только сказывается он в манере письма, в исключительной, порой даже чрезмерной насыщенности каждой страницы образами и красками, в исключительном разнообразии интонаций, но и в том, что Гоголь определил как «духовное сияние слова».

(Из рецензии)

...Перечитывая Шмелева, хочется воскликнуть: «Не узнаю тебя, Россия!» ...Такое прошлое никогда настоящей жизнью и не было. Впечатление такое, будто с былых беспредельных просторов, куда вывел нас русский XIX век с Пушкиным и Толстым, с Лермонтовым и Гоголем, с Тютчевым и Достоевским, после того, как вдохнули мы воздуха подлинной свободы, мудрости и человечности, опять захлопнуты окна.

(Из книги «Комментарии»)

К. В. Мочульский

Удивительная простота и точность записей Шмелева: нигде никаких «украшений» для красного словца и большего эффекта; полное отсутствие живописных метафор, образов, сравнений. Все деловито, сжато и подлинно. Автор помнит вещи, события и лица не приблизительно, сквозь поэтическую дымку прошлого, а во всей их живой реальности. Память ясновидца.

(Из рецензии)

Анри Труайя

...Рядом с календарем дней идет календарь совести. Движение солнца в небе сопровождается движениями внутреннего солнца души... Иван Шмелев, сам того не сознавая, ушел дальше своей цели. Он хотел быть только национальным писателем, а стал писателем мировым.

(Из статьи «Иван Шмелев»)

Т. В. Марченко

В «Лете Господнем» вещь, предмет, кушанье, детально описанные, создают атмосферу полнокровного, красочного бытия, когда «душа радуется»; они утрачивают свою изначальную утилитарность, плоскость, меняются в своем существе, преображенные светом высшей правды. Вещный мир Шмелева... одухотворяется высшим смыслом. Больше не существующее, предметное, чувственное бытие России словно «взято духом» (И. Ильин).

Возвращаясь в своем творчестве к религиозно-нравственным, православно-духовным истокам русской литературы, И. С. Шмелев утверждает возможность и вневременную ценность идеала, укорененного в самой действительности, соединяющего прошлое с будущим через безверие и мрак настоящего. В какой-то мере главные произведения Шмелева осенены невоплощенным замыслом Гоголя о душах «не мертвых, но живых».

(Из статьи «Традиции Гоголя в творчестве И. С. Шмелева»)

А. И. Павловский

Поистине животворящим усилием творческой воли Шмелев создал земную сушу, вновь населенную людьми, как бы не заметившими своего полувекового исчезновения, а на ней - Россию, Москву, и Кремль, и храм Христа Спасителя, которому предстояло исчезнуть 5 декабря 1931 г., в самый разгар работы над романом, а также все родное, памятное до крохотных переулков-морщин, шумное Замоскворечье с его многолюдней, пестрым и суматошным, ярким и неунывающим бытом. И главное, он воссоздал и заставил снова зазвучать то, что на его глазах, еще до отъезда за границу, то и дело обращалось в прах, превращалось в уродливые аббревиатуры, калечные, изуродованные словечки и термины, - он привел на страницы романа живой великорусский язык, ту московскую речь, какою когда-то так восхищался Пушкин, слушая московских просвирен.

В эмиграции слово Шмелева, основное достояние его как писателя, не только не обмелело, не высохло, не ужалось в своем объеме, но силою любви и тоски выплеснулось и заиграло с необычайной яркостью, музыкальностью и красочностью.

(Из статьи «Две России и единая Русь» )

Инок Алексий

(монастырь Преподобного Иова Почаевского в Подкарпатской Руси)

Под кажущейся простотой книги скрывается неисчерпаемая глубина чувств и переживаний. Но они настолько жизненны - здоровой, прочной, пряморастущей жизнью, что душа при соприкосновении с ними отдыхает и выпрямляется.

(Из статьи «На святой дороге»)

В. Курбатов

Шмелев начал свое «Лето Господне» на пороге отчаяния, на выстужающем сквозняке чужой жизни, и спасся сам и спас многих своих современников. ...Книга родилась как реакция на ускользание жизни, на европейскую бесплотность... Я даже думаю, что, как ни гневался И. А. Бунин на «Лето Господне», и как ни раздражался Шмелев «Темными аллеями», они при внешней несопоставимости... исходили из одного чувства противления... слишком чужим основаниям европейской жизни. Оба художника ярче всего свидетельствовали о русской тяге к земной, природной, плотной реальности мира даже в таком высоком и как будто метафизическом деле, как вера.

(Из эссе «Заноза»)

Н. Буровцева.И.С.Шмелев. Лето Господне. Справочные материалы.Москва. Дрофа.1998 год.